— Кто желает высказаться? Ипполит Павлович! — Конечно, Василий Иванович Качалов, присутствовавший на чтениях «Записок покойника» у Булгакова, сразу себя узнал и посему особого восторга не проявил. 22 апреля 1937 г. Елена Сергеевна записала: «Вечером — Качалов, Литовцева, Дима Качалов, Марков, Сахновский с женой, Вильямсы, Шебалин, Мелик с Минной — слушали у нас отрывки из „Записок покойника". И смеялись. Но Качалов загрустил. И вообще, все они были как-то ошарашены тем, что вывели театр, — я говорю о мхатчиках». Иная реакция была у Качалова при чтении романа «Мастер и Маргарита». Запись 26 июня 1939 г.: «Вчера вечером у Ольги — Качалов, Виленкин, мой Женя и мы. Ольга очень хотела, чтобы Миша читал, но Миша не захватил с собой никакой рукописи. Но Качалов так мило рассказывал всякие смешные рассказы, что Миша попросил Женю съездить за рукописью, и Миша прочитал первые три главы из „Мастера". Мне понравился Качалов и то, как он слушал — и живо, и значительно». И еще одна запись следующего дня: «Сегодня должны были быть у Качалова — он просил Мишу почитать из пьесы о Сталине». В. Качалов принимал горячее участие в спасении умирающего писателя. 8 февраля 1940 г. он, А. Тарасова, Н. Хмелев обратились с письмом к Сталину, полагая, что какое-то особое радостное потрясение сможет спасти Булгакова. Но было уже поздно. В телеграмме соболезнования, присланной Качаловым, были такие слова: «Передо мною живым стоит его образ. Я не забуду никогда наших встреч, его чтений, его меткого умного слова, его обаяния — всего, что давало мне радость в общении с этим искрящимся талантом».
— Вы хотите сказать, Федор Владимирович? — В списках Елены Сергеевны Федор Владимирович — это Владимир Федорович Грибунин (1873—1933), старейший актер МХАТа. Кстати, в одном из писем Елены Сергеевны О. С. Бокшанской (20 февраля 1926 г.) есть такие строки: «А на генералку Горячкиного сердца Николай (видимо, Н. А. Подгорный. — В. Л.) устроил два билета. Москвин и Тарханов играют концертно. Шевченко и Грибунин хорошо. Остальные плохо».
— Неужели же вы ее понесете в театр Шлиппе? — Елена Сергеевна полагала, что имеется в виду театр Ф. А. Корша. Но не исключено, что подразумевался театр В. Е. Мейерхольда.
Маргарита Петровна Таврическая. — Ольга Леонардовна Книппер-Чехова (1868—1959) исключительно высоко ценила талант Булгакова, очень тепло к нему относилась. Интересна следующая запись Елены Сергеевны от 4 ноября 1938 г., сделанная после знаменитого выступления Булгакова на мхатовском юбилее: «Когда он вышел на эстраду, начался аплодисмент, продолжавшийся несколько минут и все усиливающийся. Потом он произнес свой conferance, публика прервала его смехом, весь юмор был понят и принят. Затем началась программа — выдумка Миши... <...> Когда это кончилось, весь зал встал и стоя аплодировал, вызывая всех без конца. Тут Немирович, Москвин и Книппер пошли на эстраду... Мишу целовали Москвин и Немирович, и Книппер подставила руку, восклицая: „Мхатчик! Мхатчик!..“
...Валентину Конрадовичу. — По мнению Елены Сергеевны, имеется в виду Леонид Миронович Леонидов (1873—1941).
...она не может играть! — Булгаков никак не мог смириться с тем, что роль Мадлены в «Мольере» будет исполнять Л. Коренева. Вот дневниковая запись Елены Сергеевны от 7 апреля 1935 г.: «М. А. взбешен... Нельзя заставить плохого актера играть хорошо. Потом развлекает себя и меня показом, как играет Коренева Мадлену. Надевает мою ночную рубашку, становится на колени и бьет лбом о пол (сцена в соборе)». 9 апреля: «М. А. в ударе, рассказывал о репетициях „Мольера", показывал Станиславского, Подгорного, Кореневу...» А после состоявшейся «генералки» «Мольера» в дневнике появилась запись: «Очень плохи — Коренева (Мадлена — совершенно фальшивые интонации)...» Между тем Булгаков через несколько лет напишет Елене Сергеевне по поводу снятия «Мольера»: «Роль МХТ выражалась в том, что они все, а не кто-то один, дружно и быстро отнесли поверженного „Мольера" в сарай. <...> Рыдало немного народу при этой процедуре. Рыдала незабвенная Лидия Михайловна...»
Гавриил Степанович!.. Орел!.. Орел, кондор. — В известном смысле Н. В. Егоров действительно был «орлом» и «кондором», ибо позволял себе такие выходки политического характера, которые казались абсолютно немыслимыми в тех условиях. Приведем некоторые выдержки из материалов различных комиссий, работавших в МХАТе, в том числе и специально по заданию Н. И. Ежова. Вот что сообщал 1 октября 1935 г. грозному Ежову член Контрольной партийной комиссии ВКП(б) С. Салтанов:
«Проверив по Вашему поручению материалы об антисоветских выходках заместителя директора МХАТ — Н. В. Егорова и других, докладываю.
ЕГОРОВ в МХАТе находится около 10 лет. В прошлом Егоров был пайщиком и бухгалтером фирмы бр. АЛЕКСЕЕВЫХ (фирма Станиславского). Являясь сейчас заместителем директора МХАТа и пользуясь близостью к Станиславскому, ЕГОРОВ стал фактическим хозяином театра, действуя всегда от имени больного Станиславского...
Повесить плакат или лозунг внутри театра на красной материи — Егоров не разрешает, он не терпит красного цвета, оперируя в этих случаях всегда т. н. традициями Художественного театра и требованиями художественного вкуса...
Егоров и его окружение всеми силами стараются не допустить коммунистов в театр... Заведующим административной частью взамен выдвигаемого члена ВКП(б) назначил Михальского („Филю". — В.Л.), ссылавшегося за шпионаж...
Достаточно сказать, что за последние два года арестовано и сослано 16 сотрудников театра за контрреволюционную работу.